идит зайка Русачок под зелёной ёлочкой и горько плачет. Лапками слезы вытирает. А слезы так и сыплются, как град, так и сыплются. Сильно, видно, загоревал зайка. Плачет он, бедный, да всё приговаривает:

— Как же мне теперь жить-то на белом свете? У-у-у-у-у... Если так, что и воробья уже бойся... Эх,— говорит,— пойти разве да утопиться с горя...

Плакал зайка, плакал, наконец побежал топиться. Прибегает на речку. И только хотел бултыхнуться с высокого берега в воду, как слышит:

— Эй, косоглазый, куда разогнался? — кричит ему родственница лисица-хитрица.— Плохо всё-таки, скажу тебе честно, иметь косые глаза. Так и утопиться можно...

— Вот это мне как раз и надо,— говорит сквозь слезы зайка Русачок.— Только в воду, только утопиться...

— Что ты, братец, что ты? Опомнись, что говоришь? Зачем тебе топиться?

— Как это зачем? И ты бы не лучше сделала, если бы тебя так побил и обидел... у-у-у...— зайка захлебнулся и не мог дальше говорить.

— Кто побил? Кто обидел? Ничего не понимаю.

— Кто? Да кривоногий топотун этот — ёжик. И хоть бы кто людской,— при последних словах зайка вытер лапкой самую большую слезу.